Аня бежала. Маленькие коготки цокали по асфальту. Не такие уж и маленькие, если честно. Гораздо больше, чем полагается обычным мопсам. Но она и сама крупнее обычного мопса. Намного крупнее. И зубастее. Гораздо зубастее! Отчаянно хотелось кусаться. И она будет, ей-богу. Ей этого, в конце концов, чертовски хочется! Аня оскалилась. Кого бы тяпнуть? Кого бы? Кого бы? Кого? Бы?
Краем глаза Аня засекла движение справа. Ага, вот оно! Точнее, он.
Парнишке было от силы лет шестнадцать. Глаза – рыбьи, белесо-голубые – распахнуты в панике. Не человек – карась, выброшенный на сушу. Карась, тушенный в сметане. Рот непроизвольно наполняется слюной. Кап-кап-кап. Голодно, голодно, голодно. Кап-кап-кап. Впиться-впиться-вцепиться! Клац-клац. Кусать-кусать-кусать. Собаки любят косточки. Хороший пес всегда отроет себе пару-тройку косточек. Плоть – это та же землица. Плоть можно копать. Плоть можно прогрызать. В нее. Надо. Вгрызаться.
Кто бы ожидал, что караси умеют так пронзительно орать?! Эта рыба явно не умела быть безмолвной. Рыба падает на асфальт. Рыба наконец-то ведет себя по-рыбьи. Рыба бьется, беззвучно открывая рот. В прокушенной ноге виден костный мозг. Аня облизнулась. Ну что ж, легкий перекус закончен. Ха-ха, перекус! Мопсиха искренне веселилась игре слов. А рыбомальчик погибал от болевого шока. Жабры растерянно колыхались. А, нет, не жабры. Прокушенные щеки. У мопсов своеобразное чувство юмора.
Аня тряхнула головой, смешно вывалив язык. Ну все, хватит прохлаждаться. Есть еще незавершенные дела. Ее ждут. Вернее не ждут, конечно. Но тем оно и приятней, не правда ли? Аня оскалилась. Виктор Борисович может больше не сердиться. Она больше не будет опаздывать. Она точно не опоздает.